Компания «КРОК» выложила подробный отчёт о том, как проводилась реконструкция здания бывшей гостиницы «Смоленск», где теперь размещается арбитражный суд.
Напомним, что стоимость капитального ремонта бывшего здания гостиницы «Смоленск» оценивается в 631 млн рублей. С 2016 года в большей части здания разместился Арбитражный суд Смоленской области.
Публикуем очень крутой отчёт о ремонте здания бывшей гостиницы, опубликованный компанией «КРОК» на Хабрахабре.
Вот в таком виде нам его передали:
Задача — восстановить здание в legacy-виде и из legacy-материалов, а потом плотно набить инженеркой и поставить защищённый пункт связи.
Ответ на первый очевидный вопрос довольно прост: мы не только занимаемся железом и ПО, но и строим интеллектуальные здания. Обычно у нас, конечно, получаются дата-центры, тригенерационные центры, диспетчерские, центры чрезвычайных ситуаций и прочие вещи, где технологической начинки больше, чем бетона. Но иногда мы выигрываем в конкурсах на котельные и прочие объекты. Теперь вот досталось здание суда, благо строительный опыт есть.
На входе у нас был архитектурный проект, подразумевающий использование материалов, характерных для 37-го года. Мы делали всё — от земляных работ и усиления фундамента до инженерки.
Начать надо с того, что нынешнее здание суда во время ВOВ было штабом немецких захватчиков и одновременно офицерским борделем. В 90-х там открыли казино. Потом была гостиница. Под этими культурными слоями нам и нужно было найти сталинский ампир.
Итак, на момент постройки (37-й год) здание было спроектировано в духе конструктивизма, но быстро переделано под резко сменившийся стандарт — сталинский ампир.
На момент начала немецкой оккупации сохранились более детальные фотографии. Вот одна из них, это 1942 год:
Примерно до такого вида нам и надо было откатить здание, заодно обновив всё то, что за 80 лет пришло в негодность.
Балконные несущие конструкции пришли в аварийное состояние. На балкон можно было выйти два раза — по количеству балконов на фасаде.
Как я уже говорил, в 40-х годах там образовался немецкий офицерский корпус. Дело в том, что в городе после бомбёжек уцелело всего два крупных здания: как раз наше и ещё собор. Судя по логам, с 1937 года по 2010-й прошло 4 капитальных ремонта и некоторое количество косметических.
Проблемы касались в основном того, что в 37-м году железобетон ещё казался ненадёжной и непроверенной новой технологией, и потому строили классически. То есть из обычного бетона, который без арматуры внутри обладает весьма интересными свойствами.
Архитекторы смогли поднять самые разные исторические документы, включая часть чертежей (что уже само по себе было не самой тривиальной задачей). На их основе они заново пересчитали здание и прописали детальный архитектурный проект, который стал инструкцией «широкими мазками», что и из чего строить. Точнее, который показывал, как здание должно выглядеть в итоге, и регламентировал часть материалов.
Нам на месте надо было осмотреть каждый сантиметр здания и решить, какой конкретно метод восстановления надо применить. Параллельно решалась задача «осовременивания» здания — например, сейчас суду нужно оптоволокно, защищённые кабель-каналы, «немного» другое отопление, совсем другая электрика и так далее. Чтобы было понятнее — в годы после электрификации страны электрокабель вели прямо по стенам на керамических круглых изоляторах, и, естественно, никто особо не думал, что через 80 лет понадобится штробить коммуникации или делать фальшпотолок. Самой сложной частью была историческая: холл и ещё немного помещений вокруг, которые считаются памятником архитектуры и где вообще нельзя ничего лишнего. Даже датчики пожарной сигнализации пришлось ставить «длинные» — так, чтобы они начинали смотреть лучом (на пересечение дымом) из-за «культурной» зоны и заканчивали с другой её стороны.
Мы аккуратно разобрали, что было можно, а потом поставили большую часть наполнения здания заново. Начали с фундамента, закончили кровлей. Все перекрытия, колонны, стены, все несущие конструкции, если обобщить — они модернизировались, усиливались, менялись. Весь комплекс работ по инженерным системам: электроснабжение, водоснабжение, вентиляция, кондиционирование, слаботочка/СКС, СКУД. Самым сложным было реставрировать здание, то есть придавать ему тот облик, который был задуман в 37-м году. Почему сложно? Потому что дьявол в мелочах. Вот, например, смотрите, стоят статуи:
Сеткой статуя примотана к фасаду, чтобы не упасть на голову кому-нибудь из прохожих. То есть, конечно, сначала эту статую заанкеровали железным прутом:
А потом она начала разваливаться на части, и поэтому приштуковали сеткой. Изначального вида этих статуй нигде нет — довольно сложно понять, как они выглядели (или должны были выглядеть) в 37-м. Но то, что они были, известно из документов и фотосвидетельств. Поэтому мы аккуратно демонтировали их. Что хуже — в подвале, покрытые плесенью, как мхом, лежали ещё куски статуй и лепнины. Надо было аккуратно отсканировать каждый кусок на трёхмерной лазерной установке, затем почистить от плесени и грибов, сканировать ещё. Потом собрать то, что можно назвать восстановленной моделью, затем с помощью скульпторов вырезать из камня новые и смонтировать их по месту:
У нас там было две очень повреждённые статуи, которые по новым документам прошли как «колхозник и колхозница». Эксперты из Пензы сказали, что «колхозница» — тоже мальчик, но делает что-то непонятное, вроде каменщик. Вот он на фото. В старых документах — металлург и плотник.
С лепниной было сложнее. Дело в том, что декор в конференц-зале (с самого начала до конца существования гостиницы этот зал был рестораном «Днепр», главным в городе) был уничтожен варварами, которые открыли казино в 90-х.
Акантные листы и пилястры снимали, делали с них слепки, отливали всё заново из гипса, везли назад. По сути реставрация — это когда новые технологии не используются, а применяется всё старое доброе из 30-х годов. Было, конечно, дикое желание сделать всё из современных полимеров. Но нет, мы делали из дерева и гипса, потому что так надо. Практически все детали залов заменены. У главной лестницы мы приводили в порядок ограждающие конструкции — меняли половину балясин (они оказались расколоты). Опять же, каждый раз вопросы, например: старинный дубовый поручень можно было попросту забраковать по акту (дешевле и проще сделать новодел), но мы не стали, вместо этого восстанавливали именно его. К сожалению, люстры воссоздать не получилось — точных свидетельств не нашлось, а очевидцам должно быть больше 90 лет, чтобы более-менее помнить. Мы подобрали аналоги.
Люстра. Сбоку в реконструированной части дико смотрится экран, но, увы, именно туда его надо было поставить. Ничего с этим нельзя поделать.
Каждый элемент не просто сразу заново отливался, а обязательно согласовывали с заказчиками, с местными архитекторами и с департаментом культуры. После этого получали «да» или комментарии. Если всё было хорошо, то начинали производить. Если нет — попытка номер два. Это касается всего по зонам реставрации. Больше всего вникал главный представитель заказчика. Да, нам дико повезло, и он оказался дико замотивирован помогать по всем вопросам. Ну, или сношать нас во все дыхательные отверстия, если что-то шло не так. Он появлялся на стройке каждый день. Придирался ко всему, требовал переделать всё то, по поводу чего были сомнения. По пятницам очень интересно рассказывал про родной город. Описывал нам историю следственного изолятора и рассказывал, какой там ремонт в камерах, и что если что-то будет не так, мы тоже его очень оценим. Мы боялись, потому что субподрядчики, естественно, косячили — мы работали с ними как умели, но всё же пара неприятных случаев, когда пришлось разбирать и переделывать, случилась. К концу проекта заказчик явно увидел прогресс и больше всё же говорил про историю города, которую знал очень хорошо.
Вернёмся к зданию. Часть материалов всё же можно было (и нужно было по проекту) заменить на новые, иначе не вписались бы в современные требования. Например, вместо деревянных перекрытий всё же поставили железобетонные, иначе нагрузка 400 килограмм на квадратный метр была бы невозможна. Фундамент тоже пришлось менять по стандартам — раньше был забутовочный кирпич, сейчас стал монолитный.
Много где везло, и были чертежи. Например, решётка на батарее в документы попала, а вот лепнина в главном зале — нет. Пол был несколько раз уничтожен — последний раз в 60-м делали. Мы меняли на качественный гранит (раньше были колотые плиты) — архитекторы и культурологи решили, что это допустимо.
Сложно было с цветом, но, к счастью, нас эти вопросы почти не коснулись. В чертежах цвета нет, на фото тоже (они чёрно-белые), а потом здание пару раз поломали и переделали. В итоге нам цветовую гамму по элементам выдали архитекторы, и если возникали вопросы — согласовывали с «культурой». По сути, известны были только общие названия цветов, плюс следы «археологических слоёв» краски. По ним и восстанавливали. Например, вот как архитектор решил по цвету входа:
С годами фасад, конечно, станет чуть темнее. Да, кстати, фасад — это сплошная боль. Был он вот в таком виде:
Кровля текла — мы её несколько раз переделывали, пока не перестала. С ней была характерная проблема недостатка теории в 30-х — сложный угол, было принято неверное техническое решение. Но это не ошибка, тогда ошибаться было нельзя: если ты сделал неправильно — дальше строишь дома в Сибири. Если вспомнить, станцию метро проектировали без компьютера за четыре недели. Приходили из НКВД и ставили в критичный дедлайн: не успеете — расстреляем. Так вот, это кровля — это не баг, это фича.
По инженерке тоже весело. На тот момент ещё не существовало вентиляционных систем. Электричество было — это были открытые провода на фаянсовых креплениях. Отопление делалось с помощью местной котельной со встроенным кочегаром. Мы, кстати, как раз во время демонтажа раскопали спрятанную в складках здания угольную шахту. К счастью, без кочегара. Ещё куски казино выкопали.
Нужно было уходить от общепринятых стандартов при проектировании слаботочки, всё же не офис. Чтобы не вести магистрали и трассы по фойе и коридорам, приходилось делать магистрали в неудобных для нас, но нужных для здания местах. В неисторической части клали за потолком, где получалось. В исторической — в основном всё беспроводное или миниатюрное. Безумно жалко, конечно, что турникеты СКУДа и электронная очередь вообще не вписались в интерьер, но таково требование наших реалий.
Лестница. Окна неслучайно такие: тогда главной проблемой дерева был грибок, и поэтому везде делалась надлежащая инсоляция. Окошко на уровне макушки в хрущовках в ванной — тоже для этого, чтобы в вашей ванной не завёлся туберкулёз.
В современном понимании интеллекта в здании мало в сравнении с дата-центром, но, конечно, у всех систем своя автоматика и своя логика. К счастью, залы заседаний, где как раз надо много «фарша» в стенах, не исторические, и там всё было просто.
На первом этаже есть видео-конференц-пункт (зал заседаний) для маломобильных групп населения.
Телеметрия всех подсистем выводится на диспетчерский пункт. Большей частью здания можно управлять оттуда, но есть полное «ручное» управление на месте рубильниками. И ещё закрытая часть — та самая, где нельзя снимать, про которую нельзя особо рассказывать, и где стоит защищённая связь. Там чуть сложнее.
Также были проведены работы в неисторической части здания, в т. ч. по кабинетам судей и залам заседаний.
